Сергей Казанцев, скульптор

Торжество красоты и красота грусти...

Скульптура Сергея Казанцева очень красива. Но красота явлена миру не для пустого созерцания, а для понимания. Зрят, говорили на Древней Руси, "умными очами". Красота многомысленна, дабы понять это следует остановившись внимательно вглядеться и попытаться осознать неминуемость ее разнообразных проявлений. И первое, что бросается в глаза, это программная слиянность торжествующей красоты эллинской формы и созерцательной грусти христианских ликов. Заметим при этом - не буквальная слиянность, а концептуальное соположение и утверждение двух идеалов красоты.

Красота старит Мир и старит нас, сама оставаясь вечно молодой. Ибо вместе с красотой мы обретаем не только любовь, но и грусть. Красота, любовь и грусть - это три неразлучные сестры нашего бытия.

Ведь не зря русские иконы одновременно прекрасны, зовут к любви и грусти. Ибо жизнь Матери и богорожденного Дитя есть зримое свидетельство трех неотъемлемых качеств всего мироздания и Человека.

Красота, объемля и предваряя наш вход в Мир, должна быть осознанной и вполне осознаваемой. Осознать Космос - это значит увидеть его в Красоте и узреть в самом нем красоту, в обманчивой молодости красоты понять как стар и мудр Мир.

Совсем не случайно скульптором столь настойчиво повторяются два мотива: прекрасная женская молодость и не менее красивая мужская старость. Рождение "белопенной Афродиты" дарит Миру не только любовь и красоту, но и грусть породившего ее Зевса. Так является образ целостного мироздания, слиянного в трех взаимодополнительных качествах: красоте, любви и грусти.

Скульптура, как никакой другой вид искусства, располагает к безотчетному ее оглядыванию и в то же самое время к серьезнейшему всматриванию, проникновенному вчувствованию. Пластика претворенной скульптором человеческой формы на первый взгляд легко усвояема, но легкость эта обманчива и своей обманчивостью, она далеко не безобидна. Произведение искусства всегда мстит за легковесное отношение к нему.

В пластике скульптуры не надо искать дополнительного значения. Значима сама пластика скульптурной формы. Именно она создает значение, рождающееся в неразрывности ухоженной мастером формы и ее же замысла.

Казалось бы скульптор по тематике и стилистике своих работ целиком настроен на античнохристианскую традицию. Но такое утверждение может стать результатом самого поспешного рассуждения. Стилистика эллинской скульптуры и апостольские мужские лики могут лишь навести на мысль о истинном смысле его скульптурных композиций.

В работах Сергея Казанцева важна не только избранная им стилистика формы, но и ее пластический образ. А образ - это уже смысл, внутреннее содержание формы. Над образом надо задуматься и понять, почему, скажем, человеческие фигуры столь органично сочетаются с возникающими из них самих пустотами. Пустотами, в которые грозит влиться вода и из которых могут расти цветы.

Влить воду в предложенную художником скульптурную пустоту-емкость также далеко не безобидно. Ведь сочетаемость мраморной тверди, воды, растительности и образа человека неминуемо влечет за собой сложнейший комплекс ассоциаций. Вспомним, весь Мир составлен из четырех космических элементов: минералов воды, растений и животных, венцом которых является Человек.

Скульптура Сергея Казанцева максимально открыта Миру, составляя с ним органичное целое. Она, скульптура, может войти в любое окружение с единственной оговоркой. Это окружение должно быть убранным и организованным, как убран и организован изначально задуманный Мир. С этой точки зрения скульптор идеалист: он верит в космическое соответствие красоты мироздания и красоты его скульптурных форм. А уровень соответствия, каждый волен избирать сам - он может остаться сугубо интеллектуальным, язычески-античным или христиански-одухотворенным.

Мир скульптурных композиций многомерен, как многомерно и окружающее нас Бытие. Вся проблема состоит лишь в том, чтобы обнаружить для себя точки соприкосновения между скульптурной формой и окружающим пространством. Исходить при этом следует не только из внешних мотивировок, но прежде всего из внутреннего и непременно воспитанного чувства сопряжения пластического образа и его окружения.

Важнее же всего для понимания скульптуры Сергея Казанцева остаются два неотъемлемых и взаимосопряженных измерения его творчества - красота пластической формы и ее внутренняя слиянность с неизбывными законами Творения.

Шариф Шукуров, доктор искусствоведения